эти строки... они такие... не могу даже описать...

Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.
Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,
Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и пуховой шапке.
А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.
Ты держись, не смотри, что я мал,
Что в кровь изодрались лапки,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего, нам помогут боги,
Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.
А котенок копал и копал,
Вспоминая о солнечном лете,
Он, безумец, еще не знал,
Что остался один на свете.
Рядом с ним, на седом полотне,
Еще теплое тело лежало,
А из глаз, по мохнатой щеке,
Золотая слезинка бежала.
Эй, малыш, перестань копать,
Все-равно ей уже не поможешь,
Будет лучше тебе поспать,
О нее погреться ты сможешь,
Но безумец не слышит, сопит,
Он не сдастся теперь холодам
И упрямо во мглу твердит,
Я тебя никому не отдам.
Время - за полночь, люди спят,
Находясь в поддельном раю,
У котенка глаза блестят,
Он закончил работу свою,
Тихо, тихо ступая на снег,
Подошел туда, где трупик лежал
И почти как человек,
Он на ушко ей прошептал-
Милая, милая моя, я с тобой,
Я тебя никому не отдам,
Я у клена, под снежной горой,
Нам построил постельку, мам,
Он туда перенес ее,
А потом закопался сам,
Колыбельную пел мороз,
Но ее не услышать вам,
Колыбельная эта для тех,
Кто любовью всю жизнь живет,
Забывая о бедах своих,
Только верность в крови несет,
Он, безумец, в холодном снегу,
Он за ближнего душу отдал,
До последнего мига, в бреду,
Он за шею ее обнимал.

да, так грустно, печально...

так строки такие...

- Раньше квартира была коммунальной. Всего пять комнат. В одной живет какой-то неудавшийся писатель. В другой - вы­живающая из ума старуха. Но вы их не увидите и не услышите. Теперь выходы разные, и эти три комнаты ваши. - Маклер про­пустил меня вперед.
Едва я переступил порог, как краем глаза заметил легкое дви­жение в глубине коридора. Будто кто-то проскользил, не касаясь пола. Маклер не видел ничего и продолжал говорить, расписывая все достоинства вполне полноценной, отдельной трехкомнатной квартиры, но я уже не слушал его, внимательно осматриваясь.
- Эта комната немного узковата, но...
Я едва не сделал шаг назад, чтобы отступить перед волной тяжелого удушливого запаха разложения и какой-то болотной сырости. Темная, сырая комната с грязными клочьями обоев на стенах, на потолке подтеки, похожие на плесень. А с крюка для люстры свисал тонкий шнур, на конце которого болталась ог­ромная черная крыса.
- Здесь недавно сделали ремонт.
Маклер шагнул к окну. На мгновение я закрыл глаза, а когда снова открыл, увиденная прежде картина рассыпалась. Стены оказались оклеены светлыми обоями, потолок белел свежей краской, и только темный крюк угрожающе напоминал о недав­нем кошмарном видении. Интересно, как я буду жить здесь? Очаровательная компания - писатель, полусумасшедшая ста­руха, призрак, дохлая крыса, подвешенная к потолку, и разоча­рованный в жизни романтик...
- Это самая большая комната.
Наконец, я вздохнул облегченно. Здесь не было ничего. Только на окне звонко гудела одинокая муха.
- Значит, мы договорились? Если я вам понадоблюсь, у вас есть мой телефон.
Одна из трех комнат. А я думал устроить в одной спальню, в другой столовую... именно в той, где... Интересно, чья это бы­ла шутка с крысой?
- Благодарю за труд.
Маклер с радостным изумлением принял от меня купюру и, до­вольный, удалился.
Я остался один. В тишине, вернувшейся в квартиру, стали слышны посторонние звуки - приглушенный стук пишущей ма­шинки за стеной, легкое поскрипывание половиц. И щебетание птиц за окном.
Я вышел в коридор, сквозь приоткрытую дверь увидел кусок блестящего ясеневого паркета, проем окна, светло-кремовую стену, и вдруг отчетливо почувствовал чье-то присутствие там, внутри. Как будто кто-то напряженно ждал, переступлю я через порог или так и не решусь войти. Неприятное ощущение. Мне захотелось немедленно повернуться и уйти, но что-то удержало на прежнем месте. Любопытство, может быть.
- Здесь кто-то есть?
Неизвестно откуда повеяло прохладным ветром, дверь таин­ственной комнаты приоткрылась еще чуть-чуть, и я опять увидел размытое движение прямо напротив окна.
- Я могу вам чем-нибудь помочь?
Напряжение, неподвижно висящее в помещении, стало еще гу­ще. Гостеприимно открытая дверь вдруг с шумом и грохотом за­хлопнулась. Я едва успел отскочить.
Значит, моя помощь не нужна.
Я вернулся к себе и решил, что больше не стану пытаться за­вести дружбу с привидением из соседней комнаты. С меня до­статочно и живых соседей.
Я вернулся после прогулки по городу поздно вечером. С вну­тренним содроганием прошел мимо «первой» нежилой комна­ты. Так я мысленно стал называть ту... с крысой. Дверь «вто­рой» снова оказалась приоткрыта. Она находилась как раз на­против моего кабинета, и это беспокойное соседство не достав­ляло особой радости.
Я честно держал данное себе слово не тревожить больше не­видимого обитателя квартиры. Время от времени до меня доно­сились странные звуки, дверь периодически распахивалась, и тогда я чувствовал, что за мной наблюдают. Ненавязчиво и не враждебно. Несколько раз я видел тень, скользящую в темноте коридора, но такую смутную, что невозможно было разглядеть, как существо выглядит.
Я вошел к себе, зажег настольную лампу и еще раз с удо­вольствием осмотрел комнату. Все мне здесь нравилось - большое окно с плотными темно-зелеными шторами, письмен­ный стол, книжные полки, неширокий диван, толстый ковер на полу... Я развернул сверток, что принес с собой, и вынул из ко­робки вазу с причудливым рисунком на стенках. Серая не­обожженная глина, травяной орнамент - тонкие стебли мно­гократно вьются один за другим и сливаются в одну сплошную линию. Сухая, шершавая глина на ощупь почти неприятна, травинки с листьями неестественны, а круговорот их сплете­ния бесконечен.
Одиночество - плохой компаньон в походах по антикварным магазинам. Покупаешь то, что тебе заведомо не нужно, лишь чтобы убить время и придать значимость и хотя бы видимость цели бесцельным метаниям по городу. Я поставил вазу на пол­ку и отошел к окну.
Тоска вдруг с такой силой ударила меня, что на мгновение стало трудно дышать. Глубина этого отчаяния, внезапно распах­нувшегося в душе, снова испугала. Я крепко сжал кулаки и с трудом сдержался, чтобы не запустить в стену раритетной покупкой... Одиночество... Мое прекрасное одиночество време­нами превращалось в едва переносимый кошмар.
Тихий скребущий звук, какой-то странный шорох, отвлек от де­прессивной мысли. Я обернулся и вздрогнул. Маленькая вазочка медленно двигалась все ближе к краю.
- Эй! Что за шутки?!
Я бросился спасать антикварную вещь, но она уже отдели­лась от этажерки и, повисев несколько мгновений в воздухе, упала на пол, брызнув мне под ноги мелкими осколками.
- Чертовщина какая-то! Я, конечно, понимаю - полтергейст, паранормальные явления, телекинез, но вазы зачем бить?!
Мимо меня пронесся легкий ветерок, явственно прозвучал тихий смешок, и все. Тишина.
Я опустился на пол и стал подбирать осколки. Мой невиди­мый сосед, кажется, обладал странным чувством юмора. Он был недоверчивым существом, которое холодно наблюдало за мной из соседней комнаты, хлопало дверью и дуло ледяным ветром в спину, а тут вдруг проявил себя как довольно слав­ный общительный «парень», который хоть и разбил мою вазу, но отвлек от мрачных мыслей. Похоже, я смогу привыкнуть к нему...
...Я сидел за столом у своей настольной лампы с желтым абажуром, куртка лежала у меня на коленях, и мне казалось, что совсем скоро придется уходить. Казалось бы, дом у меня есть, и стол, и лампа с золотистым теплым светом, но они не ра­дуют меня - и вот я сижу, напряженно вслушиваюсь в тишину и жду, что меня попросят уйти.
Я отвел, наконец, взгляд от абажура и вздрогнул от неожиданно­сти, уронив куртку на пол. На моем диване в небрежной позе, заки­нув ногу на ногу, сидел незнакомец.
-  Как вы сюда попали?! - повторил я мысленный вопрос вслух.
-  Дверь была открыта. - Он прокомментировал ответ кив­ком в сторону входа.
Странная у него улыбка - улыбаются только губы, в темной синеве глаз плавает далекая печаль.
- А позвонить забыли?
Он состроил разочарованную физиономию и смерил меня с головы до ног быстрым взглядом.
- И вы туда же? Преподнести свою визитную карточку, до­ставить приглашение на чай... что еще? Тоска!
-  Простите, что разочаровал, - отозвался я сухо, не чув­ствуя, впрочем, ни капли своей вины. - Как и все, я...
Он насмешливо фыркнул, перебив.
- Как все? Тогда скажите, почему из трех прекрасных ком­нат вы выбрали одну, и далеко не самую лучшую? А?
- Потому что...
Не могу же я сказать ему, что в одной живет привидение, а во второй...
- Ну?
- Потому что мне так захотелось. И я, кажется, не обязан от­читываться перед соседями.
Но он уже не слушал. Легко поднялся с дивана, подошел к книжной полке, рассмотрел черепок вазы.
- Красивая была вещица. Что же это вы, Георг, швыряетесь раритетным антиквариатом?
- Это не... Вы знаете мое имя?
-  Я знаю о вас очень много. Например, что вы уходите ку­да-то рано утром и возвращаетесь поздно вечером, иногда, правда, наносите визиты старухе, а большую часть оставшего­ся времени лежите на этом диване и смотрите в потолок. Поку­паете всякую ерунду, вроде той ужасной вазы. Знаю, что вы очень страдаете от одиночества, но никого не приводите к се­бе - ни девушек, ни парней. Не курите и не пьете, хотя в баре у вас стоит несколько бутылок марочного вина.
- Такое чувство, будто вы не выходили из этой комнаты. Он бросил глиняный черепок обратно на полку.
-  В некотором смысле это почти так... Хотя вы и думаете, что видите меня впервые.
И заметив, что я все еще не понимаю, добавил:
-  Не так давно вы предлагали мне свою помощь... и... про­шу прощения, что разбил вазу.
-  Вы... ?! - Наверное, вид у меня был совершенно глупый, потому что он усмехнулся и отвесил мне элегантный полупоклон.
- Рив Д'Арт к вашим услугам.
- Так вы... ?
-  Не бойтесь, называйте вещи своими именами. Я не оби­жусь. Привидение, призрак.
- Значит, в комнате напротив...?
- Ну да.
Я попытался собрать разбегающиеся мысли.
- И давно вы... в таком состоянии?
Он медленно прошел к окну и, отогнув уголок шторы, выгля­нул на улицу.
- Достаточно давно.
- А... что случилось? - я попытался, чтобы мой вопрос про­звучал как можно мягче.
Рив резко повел плечом и сказал глухо.
- Убийство. - И тут же бросил, не поворачиваясь: - Толь­ко не надо меня жалеть!
Слова сочувствия, которые вертелись на языке, не сорвались. Он каким-то невероятным образом угадал, что я хочу произнести.
- ...И не надо извиняться, не вы же меня застрелили!
- Вас?.. -Да!
- В этой квартире?
- Угу...
Я поднялся и подошел к нему.
- Вам, должно быть, ужасно?
Он повернулся, и теперь я совсем близко увидел ирреаль­ные, ослепительно-синие глаза.
-  Не особенно. И... мне будет проще, если мы перейдем на «ты».
Я кивнул. Невероятно - абсолютно живой, реальный чело­век, я отлично вижу и слышу его, даже чувствую запах дорого­го мужского парфюма... Неужели привидения пользуются дезо­дорантом?
- Ничего смешного!
- Прости... я...
-  Ты думаешь слишком громко. И вообще, раз я у тебя в гостях, мог бы предложить выпить.
- Да, конечно. Но разве ты...?
Он снова смерил меня своим красноречивым взглядом, и я поспешил к бару. Привидение у меня в гостях, требует вежливо­го обращения и выпивки.
- Мартини, коньяк, вермут или...?
- Коньяк. И рюмку побольше.
Рив принял бокал, и мне удалось почувствовать, что руки у него по-человечески теплые.
- Я не пил хорошего коньяка уже лет пятнадцать!
- А плохого?
- Не придирайся к словам!
Он поднес бокал к носу и вдохнул аромат.
- Ах, черт, все бы отдал, чтобы снова почувствовать его вкус.
- Что же тебе мешает?
С печальной улыбкой он покачал головой и поставил рюмку на стол.
-  Я призрак. Ты забыл. Я утратил часть человеческих спо­собностей. Взамен, правда, приобрел другие: например, умение проходить сквозь стены. Но я с радостью отдал бы это за один час прежней жизни. Больше всего в моем состоянии не хватает алкоголя и секса...
- А... за что тебя?
Он опустил голову, так что белые, кудрявые волосы скрыли его лицо, а потом снова вскинул ее с улыбкой.
- Ладно. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за гостеприимство.
- Рив, подожди.
Но он решительно направился к выходу.
- Постой! Как я могу тебе помочь?!
В это самое мгновение широкоплечая фигура исчезла, раство­рившись в воздухе. Я вышел в коридор, но не успел сделать и ша­га в сторону «первой» комнаты, как ее дверь громко захлопнулась перед моим носом. Это называется «спасибо за гостеприимство»? Приходите почаще, а без вас веселее?! Я развернулся и ушел к се­бе, едва справившись с искушением тоже хлопнуть дверью.
...Нахмурив лоб в глубоком мысленном усилии, Рив склонил­ся над шахматной доской.
-  Ну да, - размышлял он вслух, - если я пойду конем... нет, пожалуй, конем не стоит. - Он сидел, чуть склонив голову к плечу, и машинально постукивал основанием пешки по подло­котнику кресла. Забавно это, наверное, смотрелось бы со сто­роны для постороннего человека: шахматная фигурка в невиди­мой руке подпрыгивает в воздухе.
- Так что с конем?
- Подожди, я думаю.
Я был «знаком» с ним уже несколько дней. После своего не­ожиданного появления Рив стал «заходить в гости», и скоро я понял, что это знакомство доставляет мне очень много хлопот.
Видимым Д'Арт становился только в хорошем настроении. То­гда он охотно беседовал со мной, рассматривал мою коллекцию нефрита, подолгу переставляя с места на место полупрозрачные зеленоватые фигурки... Играл со мной в шахматы.
В остальное время я чувствовал на себе резкие перепады его настроения. Слышал далекие, отрывистые, довольно непри­ятные звуки, похожие на скрип железа по стеклу, в воздухе ви­село гнетущее уныние, словно он приоткрывал дверь из своего невидимого мира в мою комнату, и тот, другой мир был настоль­ко несовместим с нашим, что даже легкое его дыхание станови­лось непереносимым.
Мне казалось, он ждет моего возвращения из города и даже как будто сердится, если я задерживаюсь... Ваза с травяным ор­наментом не стала единственной жертвой его дурного настрое­ния. Пару раз я находил мелкие осколки другой посуды, и всегда казалось, что ее хватали для того, чтобы в страшной ярости швырнуть в стену... Не знаю, зачем он делал это.
Иногда Рив казался мне рассерженным ребенком, обиженным мальчишкой, который швыряет на пол все, что попадается под ру­ку, и хлопает дверью, сам не зная, на кого сердится. Он нравился мне, и я очень хотел понять его. Что он такое? Потерянная душа или слабый сигнал, идущий откуда-то издалека? Мне казалось, что сейчас в нем больше неуправляемых эмоций, чем разума. По­этому он так непредсказуем и не может удержать бурных всплес­ков своего настроения, и кажется немного... безрассудным. Впро­чем, в шахматы он обыгрывал меня чаще, чем я его...
Рив быстро взглянул на меня из-под белых волос, упавших на лоб, и тут же опустил глаза:
- Что ты так смотришь?
Я поспешно отвел взгляд и снова уткнулся в доску, на которой за эти несколько минут так ничего и не изменилось.
- Хочешь о чем-то спросить?
Я хотел. Вопросов было много - где и как он живет, что чувствует, почему я вижу его... И неужели он всегда заперт в этой квартире? Может быть, он и сердится, превращаясь в невидимый ледяной вихрь, зная, что ему не вырваться из пу­стой трещины между двумя мирами? Может быть, не злоба это, а отчаяние?
-  Почему ты захлопываешь дверь, когда я пытаюсь войти в ту комнату?
-  Это не я, - ответил он задумчиво. - Это мои экзоплаз-матические проявления... Твой ход.
Может быть, и правда не он? Может быть, вместе с ним в этом куске пространства заперто злобное существо, дыша­щее холодной враждебностью мне в спину? Невидимый страж из невидимого мира, от которого Рив может убежать на не­сколько часов, а потом должен вернуться обратно?.. Впрочем, все это фантазии, ничего я не знаю о мире призраков и ничего не знаю о парне, сидящем передо мной. Почти не задумываясь, я переставил какую-то из фигур, и Рив тут же укоризненно по­качал головой, сделал свой ход, сказал «шах» и рассмеялся.
- Ну что, будем доигрывать или начнем новую партию?
- Давай новую, - сказал я со вздохом и, как проигравший, стал расставлять фигуры, а довольный Рив поднялся и подошел к полюбившемуся ему нефриту:
- Кстати, сюда идет твой сосед - писатель. Слышишь?.. Ну да, ты же не слышишь. Сейчас постучит в дверь... Вот, пожалуйста.
Я еще не привык к его способности видеть и чувствовать сквозь стены и поэтому вздрогнул, когда услышал громкий стук в дверь.
Литератор вошел стремительно и свободно, словно к себе домой.
- Привет. Слушай, не знал, что у тебя здесь так хорошо, а то заглянул бы раньше.
Он с видимым удовольствием огляделся по сторонам, не за­мечая Рива, сидящего на полу перед столиком с нефритом.
- Садись. Хорошо, что ты пришел.
Я уступил ему свое кресло, стараясь не смотреть на Рива, и сел напротив.
- Ты что, играешь в шахматы сам с собой.
- Ну... да, - пробормотал я, и мой собеседник засмеялся.
- И кто выигрывает?
-  С переменным успехом, - ответил за меня невидимый и неслышимый Рив, поднимаясь. - Георг, не хочешь уступить и мне место?
Писатель удивленно взглянул на меня, не понимая, почему это я вдруг поспешно поднялся и пересел на диван.
-  Значит, ты играешь в шахматы... - сказал он после не­долгого молчания.
- Играет-играет, - снова ввязался в разговор Рив, вытянув ноги и положив их на край шахматной доски. - Ну, давай, па­рень, не стесняйся, скажи нам, зачем пришел. Стрельнуть денег или, может быть, хочешь сделать Георга главным героем свое­го нравственно-эротического романа?
- Хорошая квартира, - сказал сосед, прерывая, как ему ка­залось, неловкое молчание.
- Да. Неплохая... Не хочешь ли чего-нибудь выпить?
-  Обойдется, - вскинулся Рив. - Это мой коньяк. Пусть пьет свой портвейн.
- Нет, спасибо, - вежливо отказался писатель.
- Не хочешь сыграть партию-другую? - повторяя мои инто­нации, спросил Рив, а потом вдруг снял ноги с доски, наклонил­ся вперед и быстро передвинул белую пешку на одну клетку.
Я вскочил, отвлекая внимание соседа от этих противоесте­ственных передвижений.
- А я все-таки налью нам... У меня есть отличный коньяк.
- Это мой коньяк, - снова напомнил Рив.
- Ну давай, - осторожно согласился писатель, пристально за мной наблюдая и, наверное, недоумевая, отчего я краснею, бледнею, отвечаю невпопад и вообще веду себя странно. - ...А почему три бокала?
Я резко отставил бутылку, сообразив, что собираюсь налить «несуществующему» Риву.
- Да, действительно... три.
-  Эй! Один бокал мой! - воскликнул невыносимый Д'Арт и с грохотом опрокинул несколько фигур. Писатель вздрогнул и уставился на доску, а я поспешил заговорить о чем-то посто­роннем, сделав вид, что ничего не заметил. Некоторое время сосед оглядывался украдкой: он еще не понял, что происходит, но уже почувствовал, что у меня в комнате «нечисто». К счас­тью, коньяк был действительно хорошим, и писатель постепен­но успокоился. Я же сидел, боясь поднять глаза, - теперь Рив стоял за спиной соседа, опираясь на спинку его кресла, и под­брасывал на ладони одну из шахматных фигур. Если он не пой­мает ее в очередной раз, она упадет прямо тому в бокал.
- Ух ты, Георг, это что, нефрит? - Сосед заметил мою ма­ленькую коллекцию и выбрался из кресла. - Можно посмотреть?
- Да, конечно, - подтвердил я облегченно, радуясь, что он  отойдет в дальний угол комнаты и не увидит полетов фигурки над своей головой.
Я обернулся к Риву и замер. Что-то странное происходило с ним... с его лицом. Не отрываясь, он смотрел на писателя, при­севшего перед стеклянным столиком, и в его темных глазах го­рела почти... ненависть?
-  Это мой нефрит, - сказал он глухо и отшвырнул пешку (к счастью, она беззвучно упала на ковер). - Слышишь, ты! Это мой нефрит!!
Как будто дрожь пробежала по его телу, и мне показалось, что сквозь красивое лицо проступают злобные, почти безумные черты другого, чужого и опасного лица. Это было настолько страшно, что я вскрикнул:
- Нет! Нет, не трогай!
Литератор поспешно отдернул руку и оглянулся с безмерным удивлением. Но я успел справиться с собой и повторил спокойно.
- Пожалуйста, не трогай.
- Ладно, не буду. Не волнуйся. - Видимо, он уже удостове­рился, что у меня не все в порядке с головой, и решил не пере­чить. - Все нормально... Я пойду, пожалуй.
Он осторожно поставил недопитый бокал на столик. Нелов­ко кашлянул, еще раз странно посмотрел на меня и вышел.
Я опустился на диван, чувствуя внезапную усталость, а Рив, прежний довольный Рив, уселся рядом. Как только «его нефри­ту» перестала угрожать опасность, он мгновенно успокоился.
- Ну что, Георг, сыграем еще партию? Я промолчал и допил коньяк.
- Ты обиделся? Я всего лишь немного пошутил. Я молчал.
-  Брось. Он все равно ничего не понял. А если и понял, то не придет больше. И отлично. Ладно тебе, перестань... Ты что?.. Я испугал тебя?!
Я резко отвернулся.
-  Георг, - при всей мягкости этого негромкого голоса, в нем слышалась пока еще отдаленная угроза. - Не надо так со мной.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть лицо с правильными черта­ми, которое могло превратиться в злобную маску, если Риву не понравится мой ответ.
-  Да. Я опасаюсь тебя. Я никогда не знаю, что ты сдела­ешь - разобьешь вазу о стену или о мою голову. Тебе нравит­ся нефрит? Забирай его, только оставь меня в покое!
Теплая рука прикоснулась к моему плечу.
-  Не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого... только не серди меня...
Я вошел в комнату после долгой прогулки по городу и быст­ро осмотрелся. Ничего не разбито, но нефритовые фигурки сно­ва переставлены - Рив ждал меня и не дождался. Теперь мо­жет появиться в любую минуту.
Даже самому себе я не признавался, почему стал задержи­ваться допоздна, почему боюсь заходить в «самую тихую» из трех комнат... когда-то она была самой безопасной... «Мой коньяк... мой нефрит». Что будет, когда он скажет «мой Георг»?! Не этого ли я боюсь?
Раньше он был для меня только непредсказуем, и было что-то оригинальное в резких сменах его настроения. Теперь я на­чал понимать, что существо, которое я считаю своим другом, опасно. Раньше необычное знакомство приятно интриговало, теперь оно пугало меня. Я видел в Риве всего лишь обычного парня, немного нахального, немного странного, но, впрочем, до­вольно обаятельного. Меня обманули его живое тепло, улыбка, голос. Я забыл, что он не человек. Все-таки не человек. Был ко­гда-то тем обаятельным и бесшабашным парнем, которого я продолжаю видеть в нем сейчас. Но его уже нет! Остался образ, тень, маска...
Я включил настольную лампу. Положил руки на стол, подбо­родок на руки, а перед собой поставил зеленого дракона, люби­мую «игрушку» Рива. Смотрел на статуэтку и вспоминал...
«- ...Почему так долго? Где ты был?
Я напрягся внутренне, словно в чем-то провинился.
- Привет, Рив.
Он, как всегда, шагнул в комнату из воздуха, помолчал, пристально рассматривая меня и, видимо, пытаясь понять причину моего отсутствия, а потом сказал тихо, с едва замет­ной угрозой.
-  В последнее время ты слишком часто уходишь... Зачем к тебе опять приходил этот?.. - Он смотрел на меня так, слов­но знал, что я солгу, и он сразу уличит меня в этой лжи.
- Приносил начало нового романа.
- И ты читал? -Да.
-  У тебя не было времени для того, чтобы поговорить со мной, но для него нашлось...»
Я невесело усмехнулся и погладил дракона по острому зеле­ному гребню. Может быть, стоит уехать? Бросить все это недви­жимое наследство и сбежать? Но тогда он опять останется сов­сем один.
Я выпрямился, отодвигая фигурку, и вдруг спиной почув­ствовал неожиданный сквозняк, холодный поток воздуха.... обернулся... стал оборачиваться, успел заметить распахнутую дверь, быстрое движение, и тут что-то ударило меня прямо в висок...
Тихий голос долетал до меня из темноты.
- Георг! Георг, вы меня слышите?
Голова болела, в висках тупо пульсировала кровь. Я открыл глаза и увидел высоко-высоко над собой потолок с бронзовым колокольчиком люстры, стены, ушедшие куда-то вверх... и сов­сем близко - встревоженное лицо старушки-соседки.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она, обтирая мне лоб мокрым полотенцем.
- Что случилось? - Шепот гулом отозвался моей в голове.
-  Я услышала стук, грохот, звон. Прибежала к вам, дверь в квартире настежь, вы лежите на полу. - Она помогла мне пе­ребраться на диван и положила полотенце на лоб. - В послед­нее время я часто слышу странные звуки...
- Какие звуки? - спросил я машинально.
- Стук. Хлопки. Знаете, как будто кто-то бегает из комнаты в комнату и хлопает дверьми. Голоса...
- Какие голоса?
- Не знаю. Как будто спорят, то громче, то тише, но слов не разобрать. Георг, а вы разве не знаете, кто это был?! - Ста­рушка вопросительно посмотрела на меня своими прозрачными бледно-голубыми глазами, ожидая, что я придумаю что-нибудь правдоподобно-успокоительное о странных голосах, хлопаю­щих дверях и летающих вазах.
-  Знаю... и не знаю, - кивнул я. - Но все же больше не знаю. ...Он появился через насколько дней после того, как я пе­реехал сюда...
Наверное, у меня, действительно, сильно болела голова, ес­ли я начал рассказывать о Риве едва знакомому человеку. Ста­рушка слушала, изредка кивала головой с аккуратным седым пучочком на затылке и ласково поглаживала меня по руке.
-  Я хотел помочь ему. Сначала мы разговаривали, играли в шахматы. А потом он стал злиться, раздражаться по пустякам. Теперь мне кажется, что он... ненавидит меня.
-  Потерянная душа, - сказала старушка задумчиво. - Вы не сможете помочь ему, Георг. Теперь он крепко привязал­ся к вам.
- Что значит «привязался»?
-  Вы думаете о нем, жалеете его, даете свою силу. И чем больше вы ее будете отдавать, тем больше ему будет нужно.
- Чушь! - воскликнул я не очень вежливо, а потом добавил уже менее уверенно: - Неправда.
Старушка печально посмотрела на меня:
- Он вам нравится? -Да.
-  Может быть, он и не желает вам зла, но вы нужны ему, и он будет причинять вам боль, потому что не может по-друго­му. Вам не жалеть его надо, а защищаться. Будет очень печаль­но, если в нашем доме вместо одного призрака окажется два.
Придерживая полотенце, я приподнялся:
- Вы думаете, он может убить меня? Но зачем?!
- Он хочет жить, и вы даете ему иллюзию жизни, - или уме­реть до конца, но вы-то живы и не даете ему покоя. Живым он быть не может. Дайте ему покой, Георг...
...Покой... Разве я могу дать покой?..
Я стоял перед закрытой дверью. После моего разговора с со­седкой Рив пропал. Совершенно пропал, не появлялся уже не­делю, и нефритовые фигурки замерли на столе в постоянной неподвижности.
Я положил ладонь на ручку двери, подождал, чувствуя под пальцами холод металла, и резко распахнул ее. Комната была пуста. Как всегда. Она казалась очень большой, очень светлой и абсолютно безопасной. Длинный луч солнца, лежащий на полу, говорил беззвучно: «Не бойся, подойди, поиграй со мной...». Прохладный ветерок пробирался сквозь щелки в ра­мах окна.
- Рив, - позвал я тихо.
Мне не ответили. Тогда я отпустил ручку, за которую продол­жал держаться, словно это была единственная связь с реально­стью, и ступил в комнату... Ничего не произошло.
-  Рив! - повторил я громче и сделал еще один шаг впе­ред...
Пол качнулся под ногами, на мгновение перехватило дыха­ние, как во время долгого прыжка, просторная комната поплы­ла перед глазами... «Подойди, поиграй со мной»... Смутные те­ни, движение, похожее на взмахи крыльев огромной бабочки, бледные огоньки...
Я открыл глаза и понял, что секунду назад захлопнул за со­бой дверь в свой мир. То, что было комнатой в другой реально­сти, здесь превратилось в огромнейший зал заброшенного ста­рого замка. Обрывки гобеленов колыхались на стенах, древние выцветшие портьеры тяжелыми складками сползали на пол и лежали на мраморных плитах грудами тусклого шелка. Пыль, паутина, сухие листья на полу...
Я медленно пошел вперед, слыша тихий шорох своих шагов. Из пустоты зала мне навстречу плыли смутные очертания ко­лонн, уходящие в сизые клубы тумана, текущие высоко-высоко над головой... медленные реки, дымные волны которых срыва­лись и плыли, скользили и таяли. Я уже видел где-то эти искрив­ленные стены из дыма или тумана. Может быть, во сне блуждал между них. И так же вокруг меня кружили тени сухих кленовых листьев, похожие на летучих мышей... Здесь не было времени, а пространство заложилось крупными складками, в которых за­путались сны.
- Рив! - мой голос беззвучным шелестом поплыл по приз­рачному миру и растворился. Мимо промелькнул солнечный луч и легко прошел сквозь стену. Рой бабочек или цветов вы­порхнул из полумрака, закружился, слепя яркими лепестками, и растаял.
- Рив.
На меня снова налетело сияющее, щебечущее и шепчущее облако танцующих мотыльков и унесло это имя с собой. Из ту­манной стены выплыл обломок готического собора, я увидел разноцветную мозаику витражей, острую арку окна, каменную горгулью, крепко уцепившуюся за дождевой слив, она ухмыль­нулась, оскалив хищную мордочку, и провалилась вместе с кры­шей, окном и витражами куда-то мне под ноги, словно смытая черной водой.
Расцвели и мгновенно завяли дрожащие звездочки цветов, пронеслись, догоняя друг друга, две паутинки снов, ручеек ту­мана обмелел, и я остановился.
Он сидел на полу, обхватив колени руками, опустив голову. И пространство вокруг него казалось застывшим, словно я ступил на единственный устойчивый выступ в этом призрачном доме.
-  ...Зачем ты пришел? - Рив поднял голову и посмотрел на меня. Лицо его, оставаясь прежним, неуловимо менялось... словно расцветало и увядало мгновенно, как те цветы, как все в этом неустойчивом мире. - Уходи... Этот мир не для тебя.
Он сжал руки на коленях:
- Я не хочу причинить тебе вреда. Дай мне спокойно... по­быть одному. Этот мир не существует. Все это иллюзия! - он стукнул кулаком по стене. - И я не существую. Это как сон... Тебе снятся сны?
-Да.
-  Наверное, они приходят отсюда. Мы все приходим отсю­да. Волшебные сады, ночные кошмары, призраки, феи, без­звучные голоса... - Рив замолчал, а потом вдруг сказал очень тихо и очень тоскливо: - Отпусти меня... пожалуйста.
Его подвижные руки снова сжались, пальцы переплелись, а синие глаза поблекли, потускнели.
Он устал. Он хочет уйти отсюда, хочет убедить себя и меня в том, что его больше нет, поверить в то, что его тело, тепло которого я чувствую, такой же мираж, как прозрачно-камен­ные стены, как бабочки, выпархивающие из пустоты. Как толь­ко он поверит в это до конца... как только я позволю ему пове­рить, он будет свободен.
- Я так устал... «Покой... дай ему покой...»
В прозрачной синеве красивых глаз стояла тоска.
- Рив, что я могу сделать?
-  Уходи, - прошептал он, прислоняясь затылком к стене и опуская веки. - Уходи...
Он хотел покоя... Неужели это я не пускаю его? Неужели держу в этом пустом, призрачном мире, давая иллюзию жизни своим желанием видеть его живым? Но я не хочу для него та­кого существования! Не должен хотеть!
- Как мне выйти отсюда? Где выход? Он небрежно махнул рукой.
- Везде. Где хочешь.
Я обернулся и увидел в нескольких шагах от себя прозрач­ную арку, а дальше за ней распахнутую дверь в свою комнату. Она казалась нечеткой, словно смазанной: бледно-золотистое пятно света от настольной лампы, громоздкие очертания дива­на у стены, темный контур окна... Я посмотрел на свой реаль­ный, светлый дом и сказал тихо:
- Прощай, Рив. Тебя... не существует. Синие глаза улыбнулись мне в ответ.
- Прощай, - ответил он, и я вдруг увидел ярко-алое пятно, медленно проступающее на его груди. Оно становилось все больше, расползаясь по светлой рубашке...
Я бросился назад, сам не зная зачем.
- Рив! Ты... ранен?
Он продолжал сидеть, не меняя позы, и улыбался, глядя ку­да-то мимо меня, васильковые глаза становились все бесцвет­нее, в них кружился далекий туман.
- Нет, я - мертв.
Бледное лицо стало спокойным, наверное, таким оно было при жизни. Бурная, непостоянная, яростная, опасная тень из призрачного мира уходила, растворялась, таяла...
Теперь оставались только его черты, его светлые глаза, бледные губы, волосы, похожие на этот дым. И только кровь на груди была ярко-алой. Я стоял, не двигаясь, и смотрел, как Рив умирает от выстрела, сделанного много лет назад.
Я отпускал его...

Отредактировано Immortal (2007-02-01 21:49:36)

мне очень близок этот рассказ... очень близок... автор где-то записан... на память не помню.

Знакомые чувства. Я наверно был как кто-то из этого рассказа...

наверное...

хорошо

я о тебе стихотворение написала.
оно корявое, и вообще мне не нравится.
но написала ж)

дождь пальцем ведёт по стеклу
корявые знаки вопросов..
червями - в тени на полу,
на стенах - полосками косо...

и скрутится в линию пыль,
просыплется знаково пепел...
вопросами тысячи миль
безумный художник усеял...

засохнет дорожка от слёз,
затянутся шрамы от боли...
и сложится в новый вопрос
неровная ниточка крови...

вопросом согнётся змея
на затхлом космическом дне...
и будет в нём точкой - Земля...
и будет он сам - обо мне...

Отредактировано Immortal (2007-04-05 21:29:51)